предыдущая глава оглавлениe следующая глава
Проблема прихода
Часть 2
А в моменты заострения вероисповедных споров, затрагивающих самое существо церковной Истины — церковный народ нередко получает значение очень высокое. Вера непосредственно объединяет (или разъединяет!) людей, и момент иерархии ослабляется в своей значительности. Историк Евсевий, говоря о борьбе с Монтаном, выражается так: "верующие стали собираться и исследовать новое учение"... Блаж. Августин, говоря о конечной судьбе ересей, отмечал как бы три самостоятельные силы, их уничтожающие: "суд народа", "важность соборов", "величие чудес". В нашей отечественной истории юго-запад явил пример решительного участия народа в борьбе за веру. Известно значение братств. Патриарх Иеремия, их утвердивший, отмечал наличие среди мирян не только благочестивых людей, "одною простотой могущих сделать многое", но и ученых, которые могут быть более разумны, чем епископы, ибо по слову блаж. Иеронима "не все епископы суть епископы". "Одному простому мирянину православному нужно больше верить, чем папе".
Характерны правила митр. Иова Борецкого Киевского, им к пастырям обращенные: "Возбуждать и приуготовлять к святому мученичеству, как самих себя, вспоминая слова Христовы — пастырь добрый душу свою полагает за овцы — так и сердца народа, и чтобы с радостью переносили расхищение и разграбление своих имуществ, и терпели бы за вины, притеснения от властей, а так же и оковы; наконец, охотно, мученически, принять всякую смерть, по примеру Господа... Писать и печатать в защиту благочестия книги. Василий Великий стенал, что не писали и не обличали ересей... В церквах каждый воскресный день и праздник должна быть проповедь. Учреждать по городам школы. Не гневаться на младших и низших степенью, если бы они архиереям и другим начальникам напоминали что-нибудь или от чего предостерегали, напротив, позволить им это делать, помня, что и у царей, и у патриархов определен был для того особый сановник называемый по-гречески иномнистис, а по-славянски — напоминатель, чтобы тайно напоминать святителю... (не следует подражать правилу при римском дворе, где нельзя ничего сказать папе, хотя бы он и тьму людей влек в ад). Если же архиереи и другие настоятели с любовью допустят делать о себе замечания и будут исполнять все предписанное, то отцы в сынах, а сыны в отцах пребывать будут, и таким образом последует согласие и приверженность к ним народа". Духовная настроенность, звучащая в этих наставлениях, очень ценна и должна быть созвучна и современному христианину, но надо оттенить всю "новизну" современности даже и по сравнению с такой настроенностью. Там был определенный враг и явный соблазн: латинство. Это был "фронт", так сказать, откуда грозила беда. Но сзади был "тыл": Русское Православие! То была эпизодическая борьба в общей атмосфере, далекой от того повсеместного "отступления", которое окружает нас. Позади нас — покинутая нами, изнемогающая духовно в тисках воинствующего безбожия Россия, а окружает нас сомкнутый фронт всех возможных конфессиональных организаций и внеконфессиональных течений, объединенных одним и тем же духом "отступления". И потому нечто существенно иное требуется от пастыря и от близкого ему духовно церковного народа, сверх всего того, о чем пишет митр. Иов Борецкий. Что же именно?
Был почитаемый древний подвижник, авва Иосиф Панефосский. К нему однажды обратился один брат с вопросом: — если настанет гонение, куда лучше бежать, в мир или в пустыню? Старец отвечал: "поди туда, где живут православные, и поместись близ них". Вот первый, основной, завет, — подлежащий исполнению рачительнейшему в современных условиях: тесниться друг к дружке, по признаку нашей русской православности, нашей принадлежности к Церкви "Единой, Святой, Соборной, Апостольской", и тем являть свое церковное бытие: существовать как Церковь. Выполнение этой задачи, то есть создание и поддерживание церковных очагов, есть своего рода обязательное послушание всех, чувствующих себя "верными" — и первым вдохновителем и трудником этого подвига является, конечно, пастырь. Но есть еще и второе, что надо принять, как основу современной церковно-приходской деятельности. Это — сознание серьезности и ответственности переживаемого времени, отсутствие увлечения успехами легкими и "массовыми". Условно говоря, можно сказать так: ядро церковное вокруг пастыря должно ощущать себя потенциальными катакомбниками. "Условность" заключается в том, что, в ближайшей реальной перспективе, не о гонениях может идти речь, а о гнете более тонком, но и более еще опасном: о втягивании каждого в такую общественную среду, организованную или даже не организованную, принадлежность к которой, духовно (а иногда и фактически) несовместима с подлинной принадлежностью к Православной Церкви. Вот почему для каждого должна существовать внутренняя готовность порвать, положив конец всякой общительности, которая отвращает от Церкви. Можно "условно" применить и другое выражение: потенциальный затвор. Он естественно вытекает из правильно построенной и к исполнению в жизни принятой лествицы ценностей! "Учись разуметь обстоятельства времени" — этот завет св. Игнатия Богоносца, себе усвоив, должен пастырь внедрять и в сознание ему близких — будущей дружины верных, которая должна будет разделить со своим пастырем его судьбу, если откроется действительное гонение. А пока этого нет, пока имеем мы великое счастье пользоваться свободою, то в этих условиях современной жизни, под руководством священника, не только жить церковной жизнью во всей возможной ее полноте, но и ограждать свое церковное сознание от всего, что идет совне, будучи готова, вместе с пастырем, теперь злоречие и притеснение от злых людей: ибо (по слову св. Тихона Задонского): "Сатане дело их неприятно, и он изощряет на них языки злых людей и гонит их".
Теперь переключимся в условия, которые после революции образовались в Советской России. То, о чем мы сейчас говорили как о чем-то лишь возможном и нам вдали угрожающем, в какой-то смутной перспективе, то стало реальностью в нашем несчастном Отечестве. Произошло это, однако, не сразу. Пройдена была стадия, о которой и надо сказать несколько слов, чтобы понять существо Приходского Устава, выработанного на Московском Соборе. При его составлении, быть может, действовали, в какой-то мере, "демократические" тенденции. Это было лишь покрытие чего-то иного — церковно-здравого, начавшего тогда сказываться в русской действительности, в воздухе, можно сказать, уже господствовавшего. Быть "прихожанином" становилось для верующих исповедничеством, граничащим с мученичеством, в каждый данный момент способным обрушиться не только на отдельного человека, но и на всю его семью, на всех его близких — на всю церковную семью в целом. В этих условиях — на ком держится приход? По самому закону враждебной Церкви власти, на плечи мирян возлагается формальная ответственность за храм. Но и в другом смысле ответственность их растет. Нередко слабеет священник, который особливо и давлению, и гонению подвергался, но особливо и соблазняем бывал разными посулами. Эти соблазны принимают характер особо злостный, поскольку исходят не непосредственно от богоборческой власти, а от соблазненного епископата. В конечном итоге вся церковь оказалась возглавленной иерархическим главой, который с высоты своего церковного величия убеждал под угрозой канонических кар чад своих стать на путь отдания Церкви под водительство богопротивной власти. Вот тут-то и произошло ранее не представимое новшество: восстановление первохристианских катакомб! Перед этим протекли, однако, мучительные, но, вместе с тем, и высоко благодатные годы, когда церковные приходы жили особо полной жизнью, и это в условиях особо весомой значимости в составе прихода мирян, готовых кровью запечатлеть свою верность Церкви.
Эта особая весомость мирян и нашла себе отражение в Приходском Уставе Московского Собора, поскольку в нем права приходской организации обозначены с повышенной четкостью. Моральную ошибку совершают те, кто переносят в атмосферу чуждого нашему страждущему Отечеству демократического "обычного права" букву московского Приходского Устава, нарочито объявляя именно эту букву нарочитым велением Церкви, обязательным для всех и каждого. Таких истолкователей и направляют к введению в Приходской Устав, где черным по белому церковная истина, применительно к проблеме прихода, выражена — без всяких обиняков.
Но моральную ошибку совершит и настоятель, если он не будет каждый раз вдумываться в существо тех требований к нему мирян, которые опираются на "демократическую" букву. Нет ли здесь хотя бы оттенка искренней вероисповедной заботы? Если постоянно наблюдается требовательность прихожан к настоятелю в направлении расцерковления, то не исключительна возможность и иного, а именно, когда верная часть прихода, пусть даже в припадке мнительности, которая является повальным заболеванием нашего века, начинает в самом настоятеле подозревать веяние современности расцерковляющей. Вот где должна быть проявлена со стороны настоятеля особая, любовно настороженная, внимательность. Беда, если пастырь, обоснованно отрицая за мирянами позицию их, как равноправной с ним "стороны" или даже как диктующих ему свою волю "хозяев", сам станет здесь в позу формально безапелляционного хозяина. Не снизит ли он этим свое положение до того же "обычного права" гражданской современности — только с обратным знаком? Обе "стороны" не окажутся ли в одной плоскости? Если во всякой формализации своих прав священник несет риск самовольного схождения с Креста, — то тут это в повышенной степени имеет место. И чем отравленнее становится окружающая вероисповедная атмосфера, тем осмотрительнее должен действовать священник, дорожащий своим благодатным "центральным" положением. Ибо, если разрушительный характер носит "демократический" элемент, проникая в приход в его нормальной жизни, то под его видимостью может обнаруживаться и защитное, консервативное, охранительное начало. Учит опыт России, что, поскольку силы антицерковные начинают брать верх, проникая в самый состав Церкви, все более "автономными" становятся приходы, образуя ячейки, живущие непосредственно духом Церкви, а не теми или и иными конкретными директивами церковной власти. Никто и негде, в составе Церкви, еще имеющей счастье пользоваться свободой, не знает, как долго будет длиться такое состояние. То, что являет формы "своеволия", в действительности может быть проявлением повышенной чуткости в отношении проникающих в Церковь соблазнов.
Что касается бытия Церкви в ее потаенности, в силу невозможности являть себя истинной Церковью открыто, как это ныне наблюдается в Советской России, то тут, разумеется, радикально меняется положение священника. Как можно даже и думать о "приходской" жизни, о сколько-нибудь организованном церковном общении в условиях исполненной смертных рисков потаенности! Оно возможно, как дар небес, но даже и в этом случае общение не поддается оформлению по типу "прихода", который есть организационная ячейка стройной иерархии, в своей обыденной деятельности руководствующаяся известным порядком. В катакомбах действует Дух Святой, непосредственно руководящий верными чадами Церкви. Священник несказанно повышается в своей значительности, как раздаятель благодати, прежде всего, и как духовный руководитель, водимый Духом Святым, но с другой стороны тут уж все образуется само собою — вне правил, вне порядка, вне условностей взаимного общения, как бы всегда в ощущении себя на границе земного бытия. Повышенная значительность священнического окормления определяется тут еще и тем, что самое общение со священником, будучи в отдельных случаях весьма частым и постоянным, как оно никогда не бывает в обыкновенной жизни, может становиться и исключительно редким, может на долгие сроки просто отсутствовать. Этим благодатная природа катакомбного бытия не ослабляется, ибо то совершается промыслительно; ведь и в пустыне спасающиеся отшельники порою долгие годы были лишаемы пастырского окормления, и тем не ущерблялось высокое значение их подвига.
Оценивая наш современный приход зарубежный, надо понимать, что в нем одновременно существуют два начала. Гнездится расцерковляющее зло, пользующееся для своей пагубной деятельности формальными и фактическими возможностями, даваемыми прихожанам Приходским Уставом, но и вне этого являющееся проводником в состав прихода духа века сего, уже явно антихристова. Но зреет в приходе и та благодатная сила духа, которая, по аналогии с "первыми христианами", носителей этой силы духа управомочивает на ношение имени "последних христиан". Из этого именно семени может снова восстановиться истинный "церковный народ", способный принять на свои рамена дальнейшую, обновленную в своей подлинной христианской сущности, историческую жизнь. Уповаем мы, что именно так и будет в нашем Отечестве, подвергшемся очистительному испытанию огнем большевизма. Если же не для кого будет существовать миру за отсутствием спасающихся, то именно ради таких "последних христиан" ускорит Господь Свое пришествие, чтобы и им не пасть жертвой множащихся соблазнов.