предыдущая глава оглавлениe следующая глава
Долг пастырского учения
Часть 1
"Что учить народ, долг есть как епископа, так и пресвитера, не токмо собственный и необходимо потребный, но и первейший, указал сие Сам Спаситель Христос Иисус, когда заповедь Апостолам дал не токмо крестити, но и учити, и первее учить, а потом крестить", — убедительно свидетельствует "Книга о должностях пресвитеров приходских" и так развивает эту мысль: "Невозможно, чтобы учение не было пред тайнодействием первейшим: тайны бо без веры Тому, Который тайны приемлет, ничтоже пользует, вера же не бывает без проповедующего" (Рим. 10:14). И дальше цитирует Книга Апостола Павла: "горе мне, если не благовествую, ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду" (1 Кор. 9:16-17) и от себя так говорит: "Глас сей, паче же гром Святого Духа устами Павловыми гремящий к тебе, всяк, о пресвитере! Во все дни и ложась, и вставая, говори: горе мне, если не благовествую, если не учу благоверию и добрым делам прихожан моих". И тут же Книга предлагает пастырям послания Титу и Тимофею признать как бы к себе обращенными непосредственно, и написать их в скрижалях своего сердца, поучаясь им "востая и легая".
Требуя от пастырей выполнения учительского долга, Слово Божие делает это под жестоким прещением "под взысканием крови погибающих от рук пастырей". К пастырям обращен грозный голос пророка Иезекииля: "сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих и будешь вразумлять их от Меня. Когда я скажу беззаконнику: "смертью умрешь!" а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он был жив, то беззаконник тот умрет в беззаконии своем, и я взыщу кровь его от рук твоих" (3:17-18). Вот как развивает это предостережение Книга должностей: "Сие прочитывая, внимай, о пресвитере! Украсил тебя Господь благодатью священства, то соответствовать старайся самим делом. Называешься ангел Господа Вседержителя, то непременно обязан еси возвещати людям волю и закон Господа Вседержителя. Ангел бо значит вестника, и точно для того именуется иерей ангелом, чтобы устне его, аки источник полны были разума, и взыскали бы люди закон Божий от уст его". Приведя еще много цитат из Слова Божия, Книга кончает параграф следующим увещанием: "Зови ж, не ходи нем, многажды исходя, проси, моли, убеди внити, да наполнится дом званных, обручи приход твой единому мужу, деву чистую представити Христу".
Утвердившись в понимании своего учительского долга, утвердиться должен пастырь и в том учении, которое надлежит ему проповедовать и утверждать. То — вера апостольская, Святой Церковью хранимая. Себе никак не может доверять священник и на себя никак не должен полагаться. "Можно ль или полезно ли есть делать что доброе, или говорить или мыслить самому от себя без свидетельства богодухновенного Писания?" — спрашивает св. Василий Великий. И отвечает так: "Если Господь наш Иисус Христос сказал о Духе Святом, что Он не от Себя будет говорить, но то, что услышал, будет говорить. О Себе же так сказал: Не может Сын ничего творить от Себя... И дальше: Я не от Себя сказал, но пославший Меня Отец, Той Мне заповедал, что Я должен говорить, — то что же говорить нам? Всякое слово надо подкреплять свидетельством Божественного Писания".
Учение Церкви не просто знать должен пастырь. Он должен содержать его в себе, принять в самое сердце свое, хранить, как богооткровенную Истину, молитвою очищать и взгревать сердце свое так, чтобы могло оно быть достойным вместилищем принятой в него Истины. Не в том задача, чтобы все знать, все понимать, все мочь объяснить и истолковать. "Не стыдись сознаться в незнании, учил (по поводу тайны предвечного рождения Сына Отцом) еще св. Кирилл Иерусалимский, потому что не знаешь вместе с ангелами. Для чего унываешь, человек, если не знаешь, чего не знают и небеса"... А один из первых апологетов, Тертуллиан, говорил: "Мы не нуждаемся ни в любознательности после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия. Веруя им, мы не имеем надобности верить чему-либо иному, кроме этого". "Ничего не знать противного правилу веры — значит все знать". Если что страшно, так это не незнание чего или непонимание чего, а уверенность в том, что ты понял что-то, чего другие до тебя не понимали. "Кто понимает и исполняет слова Писания по своему разуму, настаивая упорно, что именно так и должно понимать и исполнять их, тот не ведает славы и богатства Божьих. Напротив того, кто и понимая, говорит: "Не знаю с точностью слова Божия, потому что я ограниченный человек", тот воздает славу Богу. В нем будет обитать слава Божия, соответственно его преуспеванию в смиренномудрии" — учил Авва Исайя.
Ясно отсюда, какая великая ответственность на учащем. Есть от чего придти в смущение. "Что сотворю, о единый Учителю! — возглашал митр. Филарет. — Если учу, и согрешаю: страшусь, что большее осуждение приму. И напротив, "Горе мне, если не благовествую", ибо "это необходимая обязанность моя" (1Кор. 9:16-17). О, Судие, праведно строгий к учителям, более, нежели к ученикам! Когда хочешь осудить недостойного: пощади повиновение Твоему устроению, закону и преданию". Для того, чтобы слово учения было спасительно, оно должно было проникнуто ревностью по вере. "Ревность, — учит митр. Филарет, — есть духовный огонь. Как мудрость светит в уме, как любовь согревает сердце: так ревность, сложное действие этих двух сил, воспламеняет все существо, в котором она есть. Она является в нем напряженною деятельностью, которая все, что может ей покориться, могущественно направляет к своей цели, — способное к очищению, очищает, смешенное разделяет, нечистое и тленное разрушает, противоборствующее отражает и рассыпает. Так ревность Самого Бога изображает апостол, когда называет ее "Ярость огня, готового пожрать противников" (Евр. 10:27). По сему образу, ревность человека в отношении веры есть такое качество и расположение духа, по которому человек с пламенным желанием и живейшей деятельностью старается истинную веру, которую он познал и возлюбил, сохранить, распространить, очистить от примешения суеверий и соблазнов, врагов ее умягчить и обратить, или довести до невозможности вредить ей".
Рассмотрим теперь учительский долг пастыря в его целостности, следуя строго "Книге о должностях пресвитеров приходских", что вместе с тем, даст нам возможность оценить по достоинству это замечательное руководство. Пять различается видов учения:
- Учить вере, и в ней "день от дня человека совершенствовать",
- Противное еретическое или безбожное, или суеверное учение изобличать и искоренять,
- Развращенных в беззаконии исправлять,
- Правоверных и честных в добродетельном житии наставлять и утверждать,
- Печальных и отчаивающихся утешать и восставлять.
- На первом месте поставлена задача обучать прихожан догматам веры. Поскольку они непросвещенны, памятовать должен священник "чтобы не отяготить их высокими богословскими неудопонятными рассуждениями и словами, многого изъяснения требующими", а должен удовлетворяться тем, чтобы сообщить нужнейшее ко спасению, и притом "прилагая простым, ясным и кратким словом, и подтверждая одним или двумя доводами от слова Божия, и дотоле от истолкования члена веры предложенного не отступать, доколе он слушателями ясно не будет понят, и устами право исповедан". Можно прибегать к форме вопросов и ответов, как принято в катехизисах. Уча вере, не забывать завета Павлова: "упражняй себя в благочестии" (1 Тим. 4:7), поэтому присовокуплять наставление, дающее выводы, потребные к христианскому житию. Например, уча, что Бог есть Дух, наводить на то, что служить Ему надо духом, почему вещественные жертвы без духовного Богопочитания не могут быть угодны Богу (ладан, свечи и другие приносы и вклады); или, говоря о вездесущии Бога, учить, что, следовательно, Он каждый грех наш видит и т.д. "Так прихожане и житию святому и вере благочестивой научатся и крепче в уме затвердят". Помнить надо и то, что всякое поучение связано с молитвой, без которой ни ум, ни сердце не отрезвятся, посеянное легко похищается, да и самое орудие спасения в осуждение обратиться может. "Для чего увещевает слушателей, дабы и по домам своим в тайне со слезами о том же самом Бога просили". Что же касается прихожан "очищеннейшего ума и книги знающих", то для них надлежит говорить проповеди (гомилии, или беседы) с соблюдением риторических правил. Но тут беречься надо, чтобы предметом трудов не стало приобретение похвал, славы чести, или другой какой "корыстишки", а только служба Богу. Помимо поучения Павлова, приводятся цитаты из Златоуста и Григория Двоеслова. Первый говорил о тех проповедниках, кто славы ищет, что они не учители, а мучители, а второй "прелюбодеями слова Божия" называл хвастающихся красноречием.
- На втором месте стоит борьба с ересями и суеверием. Если со стороны волк появится, или "кто из числа овец, вкусивших волчье и безбожников молоко, в волка превратится", то с ним сначала наедине должен пастырь иметь дело, показывая ему ясными и крепкими доводами заблуждения его, и только если в упрямстве стоять будет и не останется надежды его иначе обратить на путь истинный, а опасность очевидна будет, что он сможет других вслед себе увлечь — тогда только надлежит обратиться к изобличению публичному, в церкви, при народе, но и тут "лица отнюдь не именуя, ниже малейшие приметы о нем делая" и притом — без всяких ругательств! "Ибо сими противный не приводится в познание истины, но горше ожесточается и ослепляется". Насколько мужественен, здесь должен быть пастырь говорит цитата из блаженного Августина: "Волк уже овцу за гортань ухватил, диавол правоверного ереси научил, а ты молчишь, не запрещаешь, боишься подобно прогневить. О наемниче! Волка увидел, и убежал. Может быть скажешь: а вот я здесь. Здесь, но бежишь, раз молчишь". Обличать надо с ревностью, но не от вражды и другой какой страсти, то свойство лжеапостолов. Притом ревность должна быть разумна, осмотрительна: "слепая бо, аще и по Бозе, отвержена есть". Не может быть она и "лицеприятной и времени служащей, в благосостоянии львом, во время же напасти зайцем себя оказующей". "Однако же не без кротости, которая изрядно с ревностью совместиться может, если будет пастырь на ереси гневаться и греметь, о самих же лицах заблуждающихся сердцем болеть и слово гремящее дождем слез поливать". И тут же замечательный совет блаженного Августина: "Милосердно да запрещает человек, что может, чего же не может, терпеливо да сносит, и с любовью да воздыхает и плачет".
- Третий вид учения — развращенных исправлять. Развращенно и беззаконно живущих исправлять — предостерегает "Книга" — требует особой осторожности ("береж-ности") и прозорливости, как и врачу иначе надо обращаться с больными, чем со здоровыми. Начинать дело надо "индивидуально и уединенно", особенно если "развращенное житие и беззаконие не пришло еще в явление церкви". Если индивидуальные доводы не приводят к цели, а "беззаконие уже многим явственно, или же обще многие каким грехом болеют, в таком случае сохраняя пропорцию между раною и лекарством, явно и обще следует врачевать". Однако "и тут не лицо согрешающих обнажать, но мерзость и смрад и опасность раны врачуемой представлять". Следующие тут в помощь врачующему даются указания: различать нужно грехи вольные и невольные, по разуму бываемые или по невежеству, и указывать что "первого тяжесть влечет грешника просто во дно адово". Возрастая же, грех вольный, вооружаясь против Святого Духа, может стать неопустительным. "Также надлежит изъяснить силу греха, и царствование его над грешником и трудное освобождение от него". Показывать надо и союз одного греха с другим и скорое поползновение одного беззакония в другое. Представлять надо грешнику всю силу гнева Божия и загробных мук. И, наконец, учить истинному покаянию, — о чем подробная речь впереди. В этом виде учения пастырь должен быть особенно ревностен. "Взывай громко, не удерживайся, возвысь голос твой, подобно трубе, и укажи народу Моему на беззакония его" (Исаия. 58:1). "Если же пастырь станет сквозь зубы говорить, а еще больше, и потакать будет, и тем под всякий локоть (как Бог через пророка говорит), как перинку, под всякую голову подушечку подстилать, проповедовать мир, где мира нет" (Иезекииль 13:10), или по меньшему, на убогих только и худородных греметь, а богатых и благородных ласкать, или без надлежащего духовного наказания оставлять: такой пастырь не врач овцам своим есть, но убийца". Но тут также кротостью духа с терпением надо растворять увещание: возливать не одно вино на раны, но и елей. Иначе не сможет пастырь, если имеет действительно "утробу отеческую и материнскую, как и должен непременно, чтобы над согрешающими по примеру Павлову болеть и раны их слезами, не в церкви только, но и на ложе, тому же апостолу и древним истинным пастырям последуя, мочить". И беззаконников до тех пор надо убеждать, пока не исправятся, как и врач не оставляет больного до излечения, не отчаиваясь в спасении самых развратнейших. "Об нощь всю трудившеся и ничто же емши, еще во имя Господне мрежи учения ввергать". Как и Златоуст говорил: "Аще хощете, чтобы мы не были вам тягостны и скучливы, то творите, дела покажите вещь, зане никогда же престанем о тех же вам беседовать".
- Направля верующих к добродетельному житию, пастырь прежде всего должен внушать, что вера без добрых дел мертва, как она неприятна Богу и как легко угасает. Тут же надо изъяснять, что есть истинная христианская добродетель и как она далеко отстоит не только от лицемерной, но и от философской или гражданской, которая предметом имеет не славу Божию, а естественную пользу. Христианские добродетели корнем имеют любовь, и все связаны так тесно, что "тронувший одну добродетель терзает весь союз их". Наконец, углубить надо им в сердце, что путь к небеси тесен, и врата, вводящие в жизнь вечную, узки.
- Утешения в скорбях. Есть скорби духовные, есть телесные. Духовные: "Одни кающихся и за беззакония свои плачущихся, не редко в рассуждении тяжести грехов и отчаивающихся помилования Божия. Другие — благочестиво живущих, но искушений от плоти, мира и диавола терпящих". Что касается телесных, то есть общие всем (война, мор), или особенные, падающие на благочестивых — гонения и подобные. Повсюду пастырь должен черпать утешения из Слова Божия, как из источника приснотекущего — всем требующим утешения его подавая. "Нетребующим же, сие есть грешникам, каяться не хотящим, если бы подал, то на вред больший, а не в исцеление подал бы им, понеже таковые острого пластыря (слова) требуют, а не мягкого, обличения паче и наказания, а не утешения". При этом особо изъясняется, что, утешая страждущих за веру святую и вообще за правду, пастырь должен внушать им, чтобы они не подавали причин к гонению и поступали во всем непорочно. "Что за похвала, — говорит апостол Петр, — если вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Таким образом, страждущие христиане приобщаются Христовым страстям и прославляют Бога в части сей". В рассуждении же искушаемых не от Бога, но от своей похоти, пастырь должен непременно не просто утешать, но и убеждать "дабы похоть оную злую за малое не имели, но смирялись перед Богом... и старались родительницу оную искушений умерщвлять в самом ее начатии".